«КР» — по именам создателей
Григорий Иосифович Роскин родился в 1892 г. в Витебске, получил биологическое образование в Народном университете имени Шанявского. Во время стажировки во Франции увлёкся гистологией и впоследствии занимался ею всю жизнь.
В 1917 г. Николай Кольцов, выдающийся российский биолог, учитель Роскина, основал Институт экспериментальной биологии. Туда и пришёл на работу Григорий Иосифович, а в 1930 г. он возглавил кафедру гистологии и эмбриологии Биологического факультета МГУ.
Роскин изучал клетки гладкой мускулатуры, занимался цитологией и цитофизиологией простейших
В начале 1930-х он обратил внимание на то, что одноклеточное простейшее Trypanosoma cruzi (трипаносома крузи), которое вызывает болезнь Чагаса (Шагаса), оказывает угнетающее действие на рост злокачественных опухолей. Получалось, что одно заболевание подавляет другое
Учёные проводили эксперименты на животных, и в некоторых случаях болезнь Шагаса приводила к полной регрессии злокачественных образований.
Работы в этой области Роскин вёл вместе со своей женой, микробиологом Ниной Георгиевной Клюевой. Она родилась в 1899 г. в казачьей станице Ольгинская (территория современной Ростовской области), окончила Женский медицинский институт в Ростове-на-Дону, созданный на базе Высших женских курсов Варшавы. Начала работать эпидемиологом в Ростове в самое непростое время — после революции эпидемии шли одна за другой. Публиковала научные статьи, посвящённые эпидемиологии кишечных инфекций, малярии и гриппа. В 1930 г. она оказалась в Москве, через 9 лет познакомилась с будущим мужем.
На тот момент Нина Георгиевна уже была автором нескольких вакцин, введённых в широкую практику. Присоединившись к исследованиям Роскина, она хотела создать если не вакцину от рака, то эффективное лекарство. В их тандеме роли распределились удачно: Роскин вёл клеточные наблюдения, Клюева отвечала за то, чтобы довести препарат до стадии клинических испытаний. Назвали его «КР» — по фамилиям разработчиков. Второе название, под которым он известен, — «Круцин», по Trypanosoma cruzi.
Первые эксперименты супруги провели в Институте онкологии имени Герцена, где Роскин консультировал на протяжении многих лет. Результаты подтверждали: некоторые виды злокачественных опухолей действительно можно лечить. Казалось, что перед врачами открывались совершенно новые перспективы.
«Самолёты оказались негодными»
Арестовали Шахурина, Новикова и некоторых других в начале апреля 1946 года. «Дело авиаторов» получило статус антигосударственного заговора, в результате которого в годы войны (слова Сталина) «фронт получал недоброкачественные самолеты… и расплачивались за это своей кровью наши летчики». Обвинительное заключение гласило, что обвиняемые, «вступив друг с другом в преступный сговор… при потворстве кураторов из аппарата ЦК ВКП(б) в течение предшествовавших 3,5 лет оснащали военно-воздушные части бракованной авиатехникой, что сорвало 45 тыс. боевых вылетов и привело к 756 авариям и 305 катастрофам самолетов».
На суде обвиняемые признали вину. Шахурин сказал следующее: «Я совершил приписываемые мне преступления в погоне за выполнением плана и графика, в погоне за количественными данными. Имея сигналы с фронтов Отечественной войны о дефектности наших самолетов, я не ставил в известность председателя Государственного Комитета Обороны и в этом самое мое тяжкое преступление. Я признаю, что 800 самолетов оказались совершенно негодными».
Новикова приговорили к пяти годам заключения, Шахурина к семи. (Освободили и реабилитировали участников «дела» после смерти Сталина, хотя Новиков был освобожден ещё при жизни вождя, в феврале 1952-го).
Заслуги командующего ВВС маршала Александра Александровича Новикова, «ковавшего Победу в воздухе», известны. Нарком авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин в сложнейшие годы войны сумел эвакуировать заводы, наладить и нарастить производство самолетов. С июня 1941 года по сентябрь 1945 года авиационные заводы произвели около 137 тысяч самолетов. В серийное производство было запущено 25 новых типов самолетов, включая модификации. Вклад оказавшихся на скамье подсудимых в развитие самолетостроения во время Великой Отечественной войны неоспорим, но факт их виновности сомнения у Сталина не вызывал. Никакие прошлые заслуги не компенсировали в его глазах некомпетентности, лени и безответственности.
«Это наша история, поэтому говорить о ней надо спокойно, — делает вывод Николай Стариков. — С пониманием происходившего в мире. Со знанием того, что крупные заговоры конца 30-х годов в партийной и армейской верхушке СССР — это реальность и правда. Без грязи на голову Сталина, но и без идеализации. Виноват — не виноват? Было или не было? Оговор — или правда? В каждой ситуации раскрытия антиосударственной деятельности вставали такие вопросы». Остались они и в «деле авиаторов».
А полёт группы советских реактивных истребителей над Красной площадью москвичи увидели первого мая 1947 года. Наши самолёты Як-15 и МиГ-9 были подготовлены к параду ещё седьмого ноября 1946-го, но вылет не состоялся из-за плохой погоды.
КОММЕНТАРИЙ ИСТОРИКА
Кандидат исторических наук, писатель Игорь Васильев: «По-настоящему достоверных сведений по ряду отдельных моментов не сохранилось. Важные документы уничтожались, и делалось это в разных странах и в разные периоды, принимались различные меры по дезинформации. А информированные люди часто уходили в мир иной в молчании. Автор сам неоднократно указывает на такую завесу тайны. Есть также пока малоизвестные документы
Но это касается отдельных фактов и сюжетов, которые, конечно, могут представлять значительную важность для некоторых людей. При том, что общий ход исторического процесса на данном временном отрезке исследователям неплохо известен
В частности, опубликованы источники различных типов (документы органов власти, хранящиеся в архивах, мемуары людей, проявивших себя в самых разных сферах). Публиковались сборники документов по различным темам. Некоторые источники доступны как в бумажном формате, так и в электронной версии. В принципе, есть возможность знакомиться с прессой соответствующего исторического периода. В книге есть ссылки на ряд источников, характеризующих эпоху, события, различные исторические личности и пр. Это даёт потенциальную возможность заинтересованному читателю ознакомиться с ними самостоятельно. Возможно, у него будет возможность и желание изучить и другие источники на ту же тему, полемику вокруг них. Тогда вдумчивый читатель сможет сделать собственные выводы по поводу правильности либо неправильности авторской позиции, причём желательно анализировать не книгу как целое, а различные сюжеты по отдельности, поскольку их много, и они разные».
«О жалобах сообщали неоднократно»
О том, что «дело авиаторов» выдумано или вызвано «сталинской подозрительностью», могут рассуждать лишь дилетанты, считает Стариков. Но нет случайности в том, что подробности дела связаны именно с личностями авиаконструктора Виктора Яковлева, министра ГБ Абакумовым и лётчиком Василием Сталиным. Они действительно участвовали в формировании позиции Сталина. Но в какой степени?
У сына вождя действительно был зуб на Новикова. Как известно, в 1943 году, после жалобы маршала авиации, верховный главнокомандующий снял его с поста командира истребительного полка. Также во многих источниках можно прочесть о том, что стартом к разбирательству стала беседа отца и сына, состоявшаяся в ходе Потсдамской конференции в Германии, на которой полковник В. Сталин присутствовал. (Тогда – командир 286-й истребительной авиадивизии). Мол, он открыл высокопоставленному отцу глаза на то, что Новиков утаивал от руководства страны тот факт, что к концу войны СССР отстал от Германии в развитии реактивной авиации. Каков «взнос» в «дело авиаторов» Абакумова? Напомним, пост министра госбезопасности он занял в начале 1946 года. После его назначения, в апреле, и начались аресты по делу. Но прежде, чем стать министром, Абакумов был главой военной контрразведки СМЕРШ (Смерть шпионам). Как пишет в мемуарах работавший в контрразведке Павел Судоплатов, его шеф Абакумов неоднократно сообщал Сталину о жалобах летчиков на низкое качество боевых самолетов. Позже следствие показало, что число авиакатастроф с трагическими последствиями искажалось. В основном эти случаи приписывались ошибкам летчиков.
Но сын и министр не были единственными источниками информации для Сталина. Один из первых «звоночков» связан с битвой на Курской дуге (1943 год). Помимо боевых потерь, на фронте резко возросла аварийность, самолеты выходили из строя. Много позже Шахурин в мемуарах напишет: «На истребителях… начала коробиться фанерная обшивка крыльев. Были случаи, когда обшивку в полете срывало… лаки и краски, применяемые для защиты дерева и тканей самолетов, были не рассчитаны на такие погодные условия… О случившемся командующие фронтами сообщили непосредственно в Ставку. Сталин потребовал немедленного ответа. Мы заверили, что все будет исправлено в течение двух недель». Нарком описывает и несколько других случаев, которые могли его привести на скамью подсудимых ещё в войну. «Как-то в сентябре 1942 года позвонил Поскребышев и сказал, чтобы я срочно явился к Сталину. «Жуков докладывает из Сталинграда, — сказал он, — что оружие на последних самолетах, поставленных в одну из авиадивизий, не стреляет. Почему?». Для меня это было полной неожиданностью. «Не могу сейчас сказать, товарищ Сталин, — ответил я, — должен переговорить с заводом». «Переговорите». Прямо от Поскребышева я позвонил на завод. «Мы все проверили перед отправкой, и все стреляло» — ответил директор. Тогда я сказал: «Немедленно летите в Сталинград, разберитесь!»… В течение двух дней заводская бригада и вооруженцы исправили всё, да ещё отремонтировали немало самолетов, с поломками вернувшихся из боя».
О ЧЁМ «СТАЛИН. ПОСЛЕ ВОЙНЫ. КНИГА ПЕРВАЯ. 1945 – 1948»?
Историк-публицист, общественный деятель Николай Стариков не впервые обращается в своём творчестве к личности того, кого называют «отцом народов». Многим знакома его книга под названием «Сталин. Вспоминаем вместе». Полемика до сих пор, спустя два года после издания, не затихает. Новая книга добавит в костёр дискуссий дров. (Как понятно из названия, к выходу готовится продолжение). Как любое серьёзное исследование, начинается она со вступления. «Сталин не был добрым дедушкой, как не был и кровавым тираном. Сложная личность и ещё более сложная эпоха», — так писатель говорит о своём персонаже. Сама книга – рассказ о малоизвестных событиях послевоенного периода. Повествование подчиняется хронологии. Это, по сути, дайджест. Вошли в него события, о которых каждый россиянин что-либо слышал. Подглавы не претендуют на литературную оригинальность, но в этом и прелесть, облегчающая навигацию по книге («Сталин и парад Победы», «Потсдамская конференция», «Почему Сталин ушёл из Ирана», «Опала маршала Жукова» и т.д). События реконструированы с помощью цитат исторических хроник, выдержек выступлений, воспоминаний, архивных документов и пр. Автор не отказывает себе и в личностной оценке некоторых персонажей и событий (глава «Хотел ли Сталин новой войны?».
Обложка новой книги Николая Старикова. Фото: Издательство «Эксмо»
Пересмотр и переоценка
О продолжении работы после подобного суда сложно было и думать. Однако Роскин и Клюева попытались хоть как-то спасти ситуацию. В работе, посвящённой судам чести, историк Владимир Есаков приводит следующее письмо, с которым они обратились к Сталину: «Мы давно собирались написать Вам, но отложили посылку письма, так как нас ожидал Суд чести. Дни Суда заставили нас о многом передумать, многое пересмотреть, переоценить, многое крайне тяжело пережить. Бесконечное число раз перед нами вставали Ваши слова о патриотизме, о долге советского учёного перед Родиной. Мы поняли ошибочность наших позиций и осудили наши проступки».
Их дело дало толчок к осуждению всего и вся. В течение 1947 г. суды чести были созданы в 82 министерствах и центральных ведомствах. Первичным парторганизациям на местах разослали письмо о деле Клюевой и Роскина для обсуждения. Впрочем, не везде оно шло гладко, так что решено было провести централизованную проверку благонадёжности научных работников. К утверждению приоритета российский и советской науки подошли основательно. Например, в 1948 г. в медицинских вузах ввели новый предмет «история медицины», в котором рассказывали в основном о достижениях русских врачей, имена иностранцев старались не упоминать. Изобретателем пенициллина в советской литературе стали Вячеслав Манассеин и Алексей Полотебнов. Они действительно ещё в 1870-е гг. утверждали, что плесень из рода Penicillium помогает при лечении кожных язв, но заслуги Александра Флеминга оказались забыты. Фредерик Бантинг, который получил Нобелевскую премию за выделение инсулина и его использование в лечении диабета, тоже попал в опалу — «русским Бантингом» стал Леонид Соболев. И даже акушерские щипцы Килланда стали щипцами Лазаревича. Перечисленные российские врачи и учёные внесли большой вклад в науку, но эта кампания напоминала переименование ради переименования. Апофеозом борьбы стало Дело врачей.
Журналы Академии наук СССР, которые издавались на иностранных языках, были запрещены: ведь так из Советского Союза утекали важнейшие секреты о достижениях советской химии, физики и медицины. Книги на иностранных языках можно было купить только в системе «Академкниги». В 1948 г., по горячим следам, на экраны вышел фильм Абрама Роома «Суд чести». По сюжету два советских учёных-биохимика Лосев и Добротворский, совершив открытие в области терапии боли, делятся им с американскими коллегами. Коллеги оказываются разведчиками, Лосев и Добротворский предстают перед судом чести. Учёные раскаиваются, фильм получает Сталинскую премию I степени.
Финал этой истории наступил после смерти Сталина. Все обвинения с Григория Роскина и Нины Клюевой сняли в 1955 г. Василий Парин был освобождён в 1953 г., а в 1955-м полностью реабилитирован. А что же препарат? Работы над ним прекратились в 1960-х, так как появились более эффективные лекарства — цитостатики. Наука, несмотря ни на какие суды чести, развивалась своим путём.
Международное сотрудничество
Новаторство учёных было не только в том, что они нашли способ терапии злокачественных опухолей. К 1940-м гг. в лечении рака было три больших направления: хирургия, химиотерапия и радиология. Способ, предложенный Роскиным и Клюевой, относился к четвёртому — биотерапии. В нём используются препараты биогенного происхождения, которые действуют на клетки раковой опухоли прицельно (или, как говорят сегодня, таргетно). Большим преимуществом такой терапии является её хорошая переносимость, а также, в случае правильно подобранного препарата, высокая эффективность.
Во время войны исследования Роскина и Клюевой замедлились, но не прекратились. К концу 1945 г. учёные смогли получить лекарство, активность которого была в сотни раз выше первоначальной. В марте 1946 г. Нина Георгиевна сделала доклад на заседании президиума Академии медицинских наук. Историки отмечают, что большую роль в продвижении «Круцина» сыграла именно Клюева. Женщина с сильным характером, она стремилась получить неограниченные ресурсы, по её инициативе было направлено несколько писем секретарю ЦК ВКП (б) Андрею Жданову. После этого положение лаборатории заметно улучшилось, в 1946 г. было даже подписано особое постановление «О мероприятиях по оказанию помощи лаборатории экспериментальной терапии профессора Н. Г. Клюевой». Всё говорило о том, что учёные пользовались полной поддержкой и одобрением государства, в том числе и в вопросах международного сотрудничества.
По линии Всесоюзного общества культурной связи с заграницей информация о «Круцине» попала в США, статьи о нём были напечатаны в официальном «Обзоре советской медицины». Американцы очень заинтересовались препаратом, постоянно запрашивали данные. С Роскиным и Клюевой встречался посол США Уолтер Смит и пообещал всестороннюю поддержку в исследованиях. Заметим, что о встрече знали в Министерстве здравоохранения, и на ней присутствовали не только разработчики «Круцина», но и официальные лица.
Уолтер Смит. (wikipedia.org)
В октябре 1946 г. делегация советских врачей отправилась в США, чтобы принять участие в специальной сессии ООН. Академик Василий Парин, возглавлявший делегацию, передал американской стороне рукопись книги Роскина и Клюевой и образец препарата, который, впрочем, уже не был активен (жидкая форма, в которой он выпускался, не отличалась стабильностью). Всё это было согласовано с министром иностранных дел Вячеславом Молотовым. В феврале 1947 г. Роскин и Клюева присутствовали на заседании Политбюро, в ходе которого Сталин положительно высказался об их книге «Биотерапия злокачественных опухолей». Сложно было поверить, что над учёными уже сгущаются тучи.
«Преклонение перед иностранщиной»
Рубеж 1940−1950-х гг. — это время кампании по борьбе с космополитизмом. Её первыми жертвами и стали создатели «Круцина». «Наука в России всегда страдала от этого преклонения перед иностранщиной. Неверие в силы русской науки приводило к тому, что научным открытиям русских учёных не придавалось значения, в силу чего крупнейшие открытия русских учёных передавались иностранцам или жульнически присваивались последними. Великие открытия Ломоносова в области химии были приписаны Лавуазье, изобретение радио великим русским учёным Поповым было присвоено итальянцем Маркони, было присвоено иностранцами изобретение электролампы русского учёного Яблочкова и т. д. Всё это было выгодно для иностранных капиталистов, поскольку облегчало им возможность воспользоваться богатствами нашей страны в своих корыстных целях и интересах». Это отрывок из Закрытого письма ЦК ВКП (б) о деле профессоров Клюевой и Роскина. На этом фоне факт передачи информации о «Круцине» в США не мог остаться без внимания.
В марте 1947 г. вышло специальное постановление Политбюро ЦК ВКП (б) о создании судов чести. Они были нужны для разбора дел, которые не подлежали рассмотрению в уголовном порядке, но тем не менее были важны для советской общественности. В поле зрения судов чести оказывались действия «антипатриотичные, антигосударственные и антиобщественные». По итогам рассмотрения суд мог вынести общественное порицание, но мог и обратиться в следственные органы. Обжалованию решение суда чести не подлежало, последнее слово на нём было за обвинителем. Дело Роскина и Клюевой разбирали именно в таком порядке.
Обложка книги Н. Клюевой и Г. Роскина. (museum.idbras.ru)
Готовить почву начали заранее. В середине мая 1947 г. Сталин провёл в Кремле встречу с писателями, на которой присутствовали Александр Фадеев, Борис Горбатов и Константин Симонов. Последний так вспоминал о главном тезисе Сталина: «Почему мы хуже? В чём дело? В эту точку надо долбить много лет, лет десять эту тему надо вдалбливать. Бывает так: человек делает великое дело и сам этого не понимает <…>, а перед каким‑то подлецом — иностранцем, перед учёным, который на три головы ниже его, преклоняется, теряет своё достоинство. Так мне кажется. Надо бороться с духом самоуничижения у многих наших интеллигентов».
Суд над Роскиным и Клюевой состоялся в июне 1947 г. По утверждённому сценарию, для начала разбирательства должно было поступить обращение от парткома. Письмо от парткома Минздрава организовали без проблем, документ редактировал лично Жданов. В его записных книжках по этому поводу остались пометки: «Вдолбить, что за средства народа должны отдавать всё народу»
Учёных обвинили в передаче американцам важного достижения советской науки, в пренебрежении интересами государства и народа, в нанесении ущерба государственным интересам. Общественным обвинителем выступал академик Пётр Куприянов, вице-президент Академии медицинских наук, но текст его выступления готовили на уровне Минздрава, финальную редактуру опять делал Жданов
Роскину и Клюевой был вынесен общественный выговор, а вот Василий Парин, передавший рукопись и препарат американцам, был позже приговорён к 10 (по другим источникам, к 25) годам заключения за шпионаж.
Какое дело загубили?
К концу 1945 года вокруг будущих фигурантов «дела авиаторов» накопилось слишком много деструктивной информации. Но к логической развязке привели, по мнению Николая Старикова, не только и не столько проблемы с военными самолетами, сколько торможение производства самолетов на реактивной тяге.
«Отставание в новейших видах авиационной техники у СССР могло привести к печальным последствиям, — считает писатель. — Имея атомную бомбу, США могли решиться на её применение против Советского Союза, если бы имели гарантию уничтожения потенциала СССР первым ударом». В отсутствии реактивных истребителей у Советского Союза могла начаться Третья мировая война
Под узкими вопросами развития авиаотрасли скрывались вопросы значительно большей важности. В 1951 году, спустя пять лет после процесса, выступая перед руководителями оборонной промышленности, Сталин сказал: «Шахурин и Новиков ведомственные интересы ставили выше государственных, загубили дело, и после них пришлось много работать, чтобы наладить производство реактивных самолетов»
Пошатнула позиции Шахурина идея, которую он настойчиво продавливал — скопировать для производства захваченный нашими войсками трофейный реактивный истребитель «Мессершмитт-262» (МЕ-262). И тут на сцене появляется третий «обвинитель», упомянутый в самом начале. Авиаконструктор Яковлев считал иначе, чем нарком Шахурин, о чём и написал осенью 1945 года в ЦК партии. В итоге спорный вопрос разбирался на специальном совещании у Сталина. Нарком Шахурин защищал своё предложение и его мнение получило поддержку. В ходе обсуждения Сталин дал слово оппоненту наркома – конструктору Яковлеву
«Я ответил, что самолет МЕ-262 знаю, но возражаю против запуска его у нас в серию, потому что это плохой самолет, сложный в управлении и неустойчивый в полете, потерпевший ряд катастроф в Германии… Я заметил также, что если будем копировать «Мессершмитт», то всё внимание и ресурсы будут мобилизованы на эту машину и мы нанесем большой ущерб работе над отечественными реактивными самолетами», — такая запись есть в мемуарах Александра Сергеевича
В итоге «Мессершмитт» решено было не копировать, приняв срочные меры по улучшению опытного строительства новых типов самолетов, двигателей, оборудования. Вскоре после совещания (29 декабря 1945 года) Сталин предложил Шахурина с должности снять, при этом предложил ему самому найти себе преемника.
Болезнь Дарвина, трипаносома и рак
Стратегия трипаносомы, как и многих других паразитов, коварна. Ей незачем напрочь убивать человека, она поселяется в его клетках, меняя форму, непрерывно тасуя поверхностные белки и тем самым искусно избегая иммунологической атаки хозяина. Однако раковые клетки, как оказалось, уязвимы для трипаносом – появление трипаносомы убивает их.
В 1939 году в Кисловодске произошло знакомство И.Г. Роскина с микробиологом Ниной Георгиевной Клюевой (1898–1971). В 1921 г. она окончила мединститут в Ростове-на-Дону и уже в 30-е годы стала опытным инфекционистом-иммунологом. С 1943 г. заведовала кафедрой микробиологии Московского мединститута, а в конце 1945 г. ее избрали в недавно созданную Академию медицинских наук.
Препарат, что очень важно, снимал боль, облегчал страдания и резко улучшал самочувствие больного. И все же, клиническое применение трипаносомных препаратов оказалось в 70-е годы свернуто и во Франции, и в СССР
Почему?
И все же, клиническое применение трипаносомных препаратов оказалось в 70-е годы свернуто и во Франции, и в СССР. Почему?